Санья. Пляшущие человечки
Apr. 21st, 2015 07:48 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
На закате в Санье начинают танцевать старики. Они танцуют во дворах, в скверах, на спортивных площадках, на плацах перед супермаркетами. И так по всему городу. Это продолжается примерно два часа кряду, заканчиваясь уже в чернильной темноте южной ночи.
Старики выстраиваются затылок в затылок в длинные шагающие шеренги, и синхронно выполняют одинаковые движения руками и ногами. Лица стариков серьезны., спины выпрямлены, хотя многим это явно дается не так уж легко. У этих танцев – свой неповторимый стиль. Как я понял, для них записывают специальные музыкальные треки из сменяющихся в режиме нон-стоп композиций, частично явных маршей, частично других мелодий, возможно, эстрадных, но модифицированных под четкий и определенный ритм всего трека.
Прохожие из других возрастных групп нередко замедляют шаг, внимательно глядя на это действительно завораживающее зрелище. Некоторые, особенно молодежь, при этом улыбаются. Впрочем, в этих улыбках я ни разу не заметил оттенка насмешки или глумления. Некоторые прохожие сами, кажется, почти незаметно для себя начинают шагать на манер шеренги, мимо которой они проходят, подстраиваются под ее ритм, и даже начинают так же водить руками.
Особенно интересно смотреть на происходящее, проезжая на автобусе или такси по улицам города. Сначала ты слышишь, как из общей какафонии множества мелодий, звучащих с разных сторон оновременно, и наложенных на обычный городской шум, одна становится все громче, подавляя остальные. Потом видишь выхваченный светом из полутьмы или уже полной темноты, участок с семенящей по нему большой разноцветной гусеницей, по мере приближения начинающей распадаться на отдельных марширующих пожилых, и просто старых и даже очень старых людей. Потом ты проезжаешь рядом с ней, и различаешь застывшие в сосредоточенной решимости лица, морщинистые руки и шеи, седые ежики волос. Потом они опять сливаются в многоножку, мызыка становится тише, но тут же ее сменяет другая. И так пять, десять, пятнадцать раз за считанные минуты.
На второй день наблюдения за этим действом я сообразил, что это мне напоминает – перемещение регулярных войск европейских государств на поле боя в 18 веке, как их показывают в фильмах о тех временах. Сходство усиливается еще благодаря тому, что часть стариков, как правило, одета в одинаковую для данной площадки униформу. И движения этой части танцующих более четкие и слаженные.
Но что тогда получается? Часть городского населения, в течение дня шаркавшая и ковылявщая по магазинам и клиникам, а, в основном, сидевшая по домам у телевизора по одному, в лучшем случае по двое, вдруг в некий момент одновременно, надев форму, собирается по всему городу в спаянные опытом и дисциплиной подразделения во главе с командирами для совместных действий.
Кажется, теперь остается занять вокзалы, мосты, телефон, телеграф, и город падет в считанные минуты. И страта общества, отстраненная от рычагов управления жизнью новыми поколениями, возьмет реванш. И всем покажет.
...Но ничего не происходит. Старики не отбирают у детей и внуков власть. Они просто каждый день ненавязчиво напоминают тем, что они еще здесь, живы и полны сил. Что их еще рано списывать со счетов.
На поле Ватерлоо английский генерал взволнованно говорит усталым остаткам ужеразбитых наполеоновских войск: «Сдавайтесь. Никто не посмеет вас упрекнуть за это. Видит Бог, вы сделали все, что требовали от вас долг и честь.» И Пьер Камброн ему отвечает: «Merde! Старая гвардия умирает, но не сдается!»